В новом фильме канадского режиссера Дени Аркана «Нашествие варваров» опять появляются герои снятой им 17 лет назад картины «Закат американской империи». Сиквел, механизм для привлечения дополнительных средств за счет старых свершений, редко практикуется в арт-хаусе. В принципе, Дени Аркану, которого без серьезных оснований называют канадским Вуди Алленом, ничего не стоило придумать для «Нашествия» новых персонажей. Воскрешая старых, он скорее всего руководствовался исключительно гуманными соображениями: момент оглашения смертного приговора лучше переживать в компании проверенных друзей.

«Закат американской империи», в 1986 г. получивший в Канне приз ФИПРЕССИ, во многом предвосхитил направление арт-хаусной мысли последующих 15 лет: то, что у Аркана было лишь фривольной болтовней за приготовлением кулебяки, впоследствии многократно инсценировалось самыми разными режиссерами. Восемь основных героев «Заката», в непринужденной форме систематизирующие свой обширный сексуальный опыт, составили универсальный набор характеров для последующей разработки: задумчивый гей-ипохондрик, неразборчивый гедонист, распущенная студентка, искушенная дама средних лет, порочная интеллектуалка, молодой искатель новых ощущений, циничный умник, закомплексованная, но любознательная домохозяйка. ..

«Нашествие варваров», отмеченное за сценарий в Канне-2003, маркирует новую тенденцию: досконально исследованной теме секса большие режиссеры теперь предпочитают тему смерти (взять хотя бы Патриса Шеро, который после «Интима» снял самоучитель для умирающих, фильм «Его брат»).

За сатирическими названиями двух частей дилогии, привлекшими на московскую пресс-конференцию Аркана сотрудников газеты «Завтра», скрывается не столько политический памфлет, сколько горестные рассуждения о том, как общий упадок цивилизации может отразиться на личной истории отдельно взятого человека.

Герои «Заката», в большинстве своем университетские преподаватели, уже ощущали симптомы подступающей неизлечимой болезни, но были еще слишком озабочены собственным либидо. «Нашествие варваров» лишь подтверждает, что в конце 1980-х Аркан не ошибся в постановке диагноза.

Теперь, спустя 17 лет, пришло время нарисовать образ идеальной смерти: под циничные шутки, в окружении близких друзей и бывших любовниц, в компании чужого, но заботливого сына, у которого в ноутбуке документы по нефтяным сделкам и видеописьмо от дочери, который год изучающей обитателей Тихого океана.

Преподаватель истории Реми, и на смертном одре остающийся неразборчивым гедонистом и балагуром, готовится к смерти и за себя, и за свою цивилизацию: мозг мыслителя, фундамент рационального мироустройства, теперь поражен опухолью. «Рождество на сканере — Пасха на кладбище», — констатирует Реми, который от героев Вуди Аллена тем и отличается, что болен не ипохондрией. Вверенный бесплатной и бессмысленной канадской медицине, он сравнивает окружающую его действительность со Средневековьем — сравнение все более уместное во времена, когда под натиском варварских племен трещат границы американской империи, а самолеты в многократном телеповторе таранят ВТЦ.

Дикари, вторгшиеся в Европу, уничтожили античную культуру, но, освоившись на новом месте, спустя много веков из обломков Римской империи соорудили собственное Возрождение. Нынешнее варварство, по Аркану, оставляет мало надежды на очередной Ренессанс: как всякий новый вирус, оно отличается повышенной резистентностью, рекрутируется не только из недобитых исламских террористов, но и из воспитанных массовой культурой обитателей цивилизованного Запада, и благодаря новым технологиям проникает везде, где проложены оптические кабели и поставлены телевизионные антенны.

Отшутив свое, Реми обретает покой, оставляя за другими право наблюдать за агонией безграничной американской империи. Идеальной смерти главного героя Аркан желал бы и для западной цивилизации — коль скоро и она оказалась смертна.