Осенняя соната упорно не качается целиком. Может, это и к лучшему) В фильме такие высокопарные монологи, что закачаешься:
— Мне просто хотелось бы объяснить, как ты понимаешь эту вещь.
—Ну, если тебе это так важно, оставим в стороне технику. Кстати, она вполне прилична. Впрочем, очень советую тебе поинтересоваться аппликатурой Портнела. Большое подспорье для пианиста. Это к слову… Ну, так слушай: ты спрашиваешь об интерпретации. В Шопене много чувства, Эва! И совершенно нет сентиментальности. Чувство и сентиментальность — разные понятия. В этой прелюдии Шопен не грезит, он говорит о своей боли мудро и сдержанно. Нужно играть его спокойно, строго, даже сурово. Вот послушай первые цифры.
— Чья эта комната, Ева?
— Эрика.
—Вы все оставили здесь так, как было?
— Мы с Виктором сначала думали все переделать, переставить мебель… Мы не смогли. Я часто прихожу в эту комнату, сижу, размышляю.. Погоди! Нет. Здесь так спокойно. Эрик умер за день до своего четырехлетия. Виктор так и не смог с этим смириться. Эрик был ему ближе всех, и для меня это невосполнимая потеря. Но я не отчаиваюсь, я чувствую в глубине души, что он где-то рядом. Мне стоит только подумать о нем, и он уже тут. Бывает, когда я уже почти усну, я чувствую его — он дотрагивается до меня своей рукой, и я чувствую его дыхание. Он живет в ином мире, но между его миром и нашим нет четкой границы или непреодолимой стены. Я пытаюсь, конечно, представить себе тот мир, в котором живет мальчик, и вместе с тем понимаю, что это невозможно… потому что… это царство высвободившихся чувств… Я.. понятно говорю? Для меня — человек — удивительное существо, воплощение непостижимой идеи. В нем есть все: от самого возвышенного до низменного. Человек подобен Богу. А в Боге заключено все. Им сотворены люди, но им же сотворены и демоны, разрушители, и это все существует одно в другом, перемешивается, неожиданно переходит одно в другое, непрестанно меняется, ты.. понимаешь меня? Поэтому существует бесконечное множество иных реальностей. Наш притупленный рассудок и чувства не могут, не в силах их воспринять. А между тем, эти миры есть, кружатся, переплетаются, и вне нас, и в нас самих. Костность и страх — вот что воздвигает границы. Нет никаких границ. Ни для мыслей, ни для чувств. Да, только страх и костность, правда, мама? Когда ты исполняешь медленную часть бетховенской сонаты, ты разве не чувствуешь чтоживешь в мире удивительной беспредельности? Непостижимого движения иии.. глубины…
— Идем погуляем, иначе стемнеет.
(викицитатник)
